Специфические условия СССР он также оценивал под международным углом
зрения.
С точки зрения международного рабочего класса в целом, считал он,
оппозиция поставила бы себя в безнадежное положение секты, если бы позволила
сдвинуть себя на позиции IV Интернационала, враждебно противостоящего всему
тому, что связано с СССР и Коминтерном. Дело идет о завоевании Коминтерна,
говорил он. Разногласия достаточно глубоки, чтобы оправдать существование
левой фракции.
А прав ли был Зиновьев, утверждавший, что образование второй партии,
как и длительное существование фракции внутри правящей партии, должно
неизбежно привести к краху Октябрьскую революцию? Из такой постановки
вопроса неизбежно вытекало, "что оппозиция в целом и отдельные ее сторонники
должны (якобы в интересах партии, а на самом деле - в интересах ее случайно
оказавшегося у руля руководства) безоговорочно подчиниться требованиям этого
руководства. Принимая такое решение, Зиновьев и Каменев знали, что Сталин и
его ближайшее окружение ничем не доказали своей правоты, своего
теоретического, политического и морального превосходства, своей преданности
интересам революции. Наоборот, они знали предупреждение Ленина, что "сей
повар будет готовить острые блюда", знали ленинскую рекомендацию удалить его
с поста генерального секретаря. И тем не менее отдали себя и шедшие за ними
массы в безоговорочное подчинение Сталину.
Правда, Зиновьев делал оговорку. В одном только случае, считал он,
большевик может идти на создание второй партии: если он пришел к убеждению,
что "термидорианские" тенденции, несомненно имевшиеся в стране, одолевают
партию и власть, что рабочий класс утерял руководство революцией, что
Октябрьская революция исчерпала себя, и СССР перестал быть движущей силой
мировой революции.
Но это была непоследовательная оговорка. Ибо ждать момента, когда
термидор завершится, значило стать на путь помощи термидорианцам. Такие
процессы, как перерождение партии и отдельных людей, происходят постепенно и
подспудно, а вскрываются неожиданно, когда противодействовать им уже поздно,
когда все уже свершилось. Политический деятель крупного масштаба должен
уметь обнаруживать такие тенденции и противодействовать им тогда, когда они
еще скрыты от глаз, маскируются, принимают самые неожиданные формы - как это
и было в нашей стране. Где же для политического деятеля тех лет был
критерий, которым он мог руководствоваться при определении момента перехода
от тактики поддержки режима к тактике борьбы с ним?
Для объединенной оппозиции таким критерием стало отношение к теории
строительства социализма в одной стране. Это достаточно убедительно доказано
дискуссией, которую вели со Сталиным в 1926 году, на VII Пленуме ИККИ,
Троцкий, Зиновьев и Каменев. Капитулянтская позиция, занятая Зиновьевым и
Каменевым менее двух лет спустя на ХV съезде, послужила началом их линии,
которая протянулась вплоть до судебных процессов 1936-1938 годов. Если в
1927 году они "в интересах партии" подчинились требованиям Сталина, порвали
с оппозицией, отказались не только от защиты своих взглядов, но и от самих
взглядов, - то совершенно логично было полностью подчиниться Сталину и в
1936-1938 годах. Очевидно, к этому времени партия, по мнению Зиновьева и
Каменева, все еще не переродилась - и поэтому "в интересах партии" следовало
признать себя врагами народа и исчезнуть с политического горизонта и из
жизни.