был молодым и сильным, и сладко было ему вспоминать это...
   А  тихий Сомов ничего не  сказал,  потому что  все  уже было сказано до
него.
   - Пошли,  Кешка,  -  тихо проговорил Гешка,  -  я же тебя предупреждал:
такие своего не отдадут.
   - Но-но, паренек, - строго заметил Петр Кузьмич, - не распускай язык. -
Но заметил он это,  впрочем,  лишь для порядка, потому что уже отвлекся и от
пионеров,   и  от  их  модели,   а  думал  о  партии,  которая  складывалась
благоприятно для него и для Витьки.
   - Ладно,  -  сказал Кеша, - мы пойдем. На вашей стороне право сильного.
Но не злоупотребляйте этим правом: последствия будут ужасны.
   Это он просто так сказал, про последствия, для красоты фразы. И вряд ли
он  думал в  тот момент,  что слова его окажутся пророческими.  Ни он так не
думал,  ни Геша,  ни тем более Петр Кузьмич, который только усмехнулся вслед
пионерам  -  мол,  нахальная молодежь нынче  пошла,  спасу  нет  от  нее,  -
усмехнулся и брякнул костяшкой о стол:
   - Пять - три. Получите вприкусочку.
   - Окстись, Кузьмич, - сказал Витька. - Как со здоровьем?
   Петр  Кузьмич строго посмотрел на  наглого Витьку,  а  только потом  на
уложенную на стол костяшку. Посмотрел и удивился: не "пять - три" он сгоряча
выхватил, а вовсе "шесть - один".
   - Ошибку дал,  -  извинился он, забрал костяшку, вынул из жмени нужную,
шлепнул о стол. - Вот она.
   - Ты,  Кузьмич,  или играй,  или иди домой и шути со своей старухой,  -
обозлился Витька, - а нам с тобой шутить некогда.
   Петр Кузьмич снова взглянул на стол и  ужаснулся:  пятнистую доминошную
змею замыкала все та же костяшка "шесть - один", хотя он голову на отсечение
мог дать, что брал не ее, а "пять - три".
   - Надо  ж,   наваждение  какое,  -  заискивающе  улыбнулся  он,  забрал
проклятую костяшку,  сунул ее для верности в кармашек тенниски,  внимательно
выбрал "пять - три", еще раз посмотрел: то ли выбрал? Убедился, тихонечко на
стол положил. - Нате.
   - Ну,  дед,  -  заорал Витька,  -  я  так не играю!  -  Он швырнул свои
костяшки на стол и поднялся. - Клоун несчастный!
   В  другой раз  Петр  Кузьмич непременно обиделся бы  за  "клоуна" и  не
спустил бы  нахалу  оскорбительных слов,  но  сейчас  у  него  прямо  сердце
останавливаться начало и  пот холодный прошиб:  на столе,  поблескивая семью
белыми точками, лежала костяшка "шесть - один".
   - Братцы!  -  закричал Петр Кузьмич. - Я не нарочно. Я ее, проклятую, в
карман спрятал.
   Он  выхватил  из  нагрудного  кармана  спрятанную  костяшку  и  показал
партнерам.
   - Ты бы ее лучше на стол положил,  -  сурово сказал Павел Филиппович, а
тихий Сомов только головой покачал.
   Петр Кузьмич посмотрел и  тихо застонал:  это была та  самая,  нужная -
"пять - три".
   - Братцы,  - сказал Петр Кузьмич, - тут какая-то чертовщина. Я же точно
выбираю "пять - три", а получается "шесть - один".
   - Может, у тебя жар? - предположил Витька.
   - Нету у  меня жара и  не было никогда...  Братцы,  да не шучу же я,  -