валил, женщина огонь поддерживала. Так и должно быть! Всегда! А у нас
наоборот... Вон хмырь вчерашний, из неизвестных, хвастался: он-де сам обед
готовит, сам детей воспитывает, жене не доверяет... Докатились: хвастаемся
этим!.. а жена у него художница, видите ли! Она творит! Она
самовыражается! Ей некогда... Господи, да назовите мне хоть одну женщину,
которая в мужской профессии сравнялась бы с великими? Подчеркиваю: с
великими, а не с рядовыми. Черта с два назовете! Принцесса Фике, Екатерина
Великая? Истеричная дура. Софья Ковалевская? Ординарный профессор, десятки
таких в России было... Мария Склодовская? Да она своему мужу пробирки
мыла... Марина Цветаева? Огромный талант, но разве поставишь ее рядом с
Пушкиным?.. То-то и оно... Есть среди женщин Рембрандты? Толстые, Пушкины,
Достоевские? Эйнштейны или Циолковские?.. Нет и не будет! Ибо природа,
повторяю, по-иному установила: мужик мамонта валит, женщина огонь
поддерживает. И природу в нас можно только убить, изменить нельзя. А
убитая - зачем она нужна?.. А то вон уже и детей воспитывать некому. На
двадцать пять душ одна воспитательница; которая только и мечтает, чтоб в
завроно выбиться... "Бабы в женщина много..." Мало, очень мало!
Но-осталась она в ней пока, и спасать ее надо, спасать скорее, чтобы в
один прекрасный день не получилось так, что все женщины кругом - как
Валерия... А что Валерия? Дуреха она, и все... Покажу я ей: сколько в ней
"бабы", как она выражается... И еще покажу, что "баба" эта куда
естественнее, чем та женщина, какую она себе сочинила..."
Кончил думать, потому что замерз.
Возможно, не будь вода столь холодной, Александр Павлович думал бы
менее категорично, менее резко, но пытки не способствуют диалектическому
мышлению, а холодный душ для Александра Павловича был именно пыткой, и что
самое обидное - ежедневной и добровольной. Александр Павлович на все шел,
чтобы его несомненно здоровый дух находился все-таки в здоровом теле, а
тридцать восемь - не восемнадцать, здоровье приходится поддерживать
искусственно...
Растерся докрасна, ожил. Оделся, умостил "портсигар" во внутреннем
кармане пиджака, вышел из дому и порулил завтракать плюс обедать в
ресторан "Берлин", где у Александра Павловича с давних времен имелся
знакомый метрдотель. А точно в восемнадцать ноль-ноль тормознул машину у
институтского парадного подъезда.
Как ни странно, Валерию пришлось ждать. Она опоздала минут на десять,
выбежала взмыленная, села в машину, тяжело дыша.
- За тобой погоня? - осторожно поинтересовался Александр Павлович.
Валерия крутанула водительское зеркальце к себе, секунду поизучала
собственное отражение.
- Ну и видик... - Она вернула зеркало на место. - Нет, от погони я
оторвалась.
- Что не поделили?
- Предзащита у моей девочки была. Тема сложная, она в ней плавает, а
шеф как зверь...
Александр Павлович тут же записал неведомого шефа Валерии в свои
единомышленники. Спросил:
- А может, он прав?
Валерия на Александра Павловича как на сумасшедшего посмотрела.
- Кто? Шеф?.. Он деспот и рутинер, - любила, ох любила Валерия